Одомашнивание лошадей и происхождение древнейших пород

Приручение диких животных и организация животноводства и коневодства были характерны для развития производительных сил целого ряда народов, находившихся на средней ступени варварства в эпоху бронзовых орудий. Фридрих Энгельс указывает на вероятность существования в прошлом нескольких крупных очагов одомашнивания животных, образовавшихся в районах, в которых впоследствии получило развитие пастушеское животноводство.

"Образование стад, - пишет Энгельс, - привело к пастушеской жизни в пригодных для этого местах: у семитов - на покрытых травой равнинах Евфрата и Тигра, у арийцев - на равнинах Индии, Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, Дона и Днепра. Впервые приручение животных было достигнуто, по-видимому, на границах таких пастбищ"^*.

^* (Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, Собрание сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, т. XVI, ч. I стр. 12.)

Распространенные в прошлом в зоотехнической литературе взгляды об исключительной роли в одомашнивании сельскохозяйственных животных среднеазиатской культуры, являвшейся якобы рассадником домашних форм для всех других стран как Азии, так и Европы, не имеют под собой достаточных оснований. Представления об исключительной древности животноводства в Средней Азии базировались на ошибочных выводах Пумпелли и Дюрста (руководивших раскопками в Аннау) в отношении хронологии культуры Аннау (около Ашхабада). Согласно исчислениям Пумпелли и Дюрста, в Аннау уже за 8000-9000 лет до нашей эры, т. е. на 4000-5000 лет раньше, чем у других народов, якобы происходило первое одомашнивание животных, и уже отсюда, по заключению Дюрста, эти домашние животные были приведены в Европу и другие страны.

Дальнейшие научные исследования отвергли исчисления Пумпели и установили, что культура Аннау не была столь древней, и поэтому Аннау, по словам проф. С. Н. Боголюбского, является "не колыбелью домашних животных", а лишь "одним из многих очагов, развившихся уже в то время, когда домашние животные имели может быть в других местах немалую историю"^*.

^* (С. Н. Боголюбский, Примечания к книге Е. А. Богданова "Происхождение домашних животных", 1937, стр. 31-32.)

В зоотехнической литературе также долгое время высказывались предположения о том, что Азия явилась первичным очагом одомашнивания лошади, откуда домашняя лошадь затем проникла в Европу. Однако позднейшие научные исследования указывают на существование нескольких крупных очагов одомашнивания лошади, так же как и других сельскохозяйственных животных. В частности, Ч. Дарвин в свое время высказывал предположение, что породы домашних лошадей происходят не от одного дикого вида, а от нескольких прирученных в разных частях света^*.

^* (См. Ч. Дарвин, Изменение животных и растений под влиянием одомашнивания, т. III, кн. I, 1928, стр. 64.)

Одним из доводов в пользу азиатского происхождения конских пород Европы, помимо ошибочной хронологии Аннау, выдвигались обнаруженные в Европе находки скелетов легких тонконогих лошадей, похожих на "восточных" азиатских лошадей. На основании такого сходства делался вывод о том, что эти европейские тонконогие короткомордые лошади были приведены из Азии. Заключение это было ошибочным. Современные научные данные убедительно показывают, что тонконогие короткомордые формы лошади (описанной под названием хазарской Е. с. missi) образовались в Восточной Европе еще в среднем плейстоцене (до великого рисского оледенения) и что в позднем плейстоцене сходные с ними формы встречались в больших количествах на юге Европы и севере Сибири (лошади Солютре, Шуссенрида, находки Черского в Сибири). Эти формы являются коренными местными и образовались в условиях степного ландшафта. Поэтому появление в Европе домашней лошади легкокостного и короткомордого типа правильнее объяснять не приводом ее из Азии, а приручением местной тарпанообразной формы, в изобилии водившейся в степях, особенно Восточной Европы.

Такой же коренной формой для Европы являлась грубокостная, узколобая, длинномордая лошадь, обитавшая в приледниковой лесотундре, неправильно отождествляемая некоторыми авторами с дикой или домашней монгольской лошадью. Появление в Европе грубокостной домашней лошади также следует связывать не с приводом ее из Монголии, а с приручением местных лошадей, обитавших в более влажных районах лесостепи и может быть в лесах.

Следует указать, что некоторые сторонники взглядов об азиатском происхождении первичных конских пород, например проф. Анучин и проф. Браунер, признают все же вероятным, что наряду с освоением домашней азиатской лошади в Европе производилось также и самостоятельное "вторичное одомашнивание" местных диких лошадей, однако этим предположениям они не придают большого значения.

В пользу существования в прошлом нескольких крупных очагов одомашнивания лошади говорят следующие факты.

1. В Европе и Азии в период неолита и позднее, несомненно, обитали разновидности дикой лошади, которые могли представлять материал для одомашнивания.

2. В Европе и Азии существовало несколько весьма древних самостоятельных культур, для которых было характерно развитие животноводства и коневодства. Сохранившиеся среди памятников этих древних культур остатки домашних лошадей, а также сообщение об охоте на диких лошадей указывают на то, что процесс одомашнивания происходил здесь параллельно, на своем местном (диком) материале. При этом не исключена возможность передачи от одной культуры другой как навыков приручения, так и отдельных домашних животных.

3. Несомненный факт существования нескольких разновидностей древних домашних лошадей, по типу сходных с разновидностями диких лошадей, обитавших в Европе и Азии, также говорит о существовании в прошлом нескольких очагов одомашнивания лошади, пользовавшихся различным диким материалом.

Одним из несомненных очагов одомашнивания лошади являлась обширная область, прилегающая к рекам Аму-Дарья и Сыр-Дарья в Средней Азии. Здесь была приручена и одомашнена стройная и тонконогая форма дикой лошади, водившаяся в непосредственном соседстве с полуослами. Остатки таких диких лошадей обнаружены в нижних, самых древних слоях раскопок в Аннау, соответствующих каменному веку.

В более поздних отложениях (бронзового века) найдена форма домашней лошади Аннау, которая по стройности и тонконогости напоминает более древнюю дикую лошадь нижних слоев, и, очевидно, происходит от нее. Эта домашняя лошадь описана Дюрстом под названием Equus caballus Pumpellii и является вероятным предком древних конских пород Средней и Малой Азии. У народов, впервые одомашнивших лошадь, она долгое время использовалась как мясное и молочное животное. Следы такого использования обнаруживаются и в последующие периоды, причем у одних народов лошадь продолжает служить источником мяса и молока, у других же этот вид использования сохраняется только в обычае принесения лошади в жертву богам. Использование лошадей в пищу, а также обычай принесения их в жертву богам были характерны для народов Средней Азии, так же как и для некоторых других народов, живших к северу от Тигра и Евфрата, что может быть поставлено в связь с происходившим в прошлом в этих районах первичным одомашниванием лошади.

Домашняя лошадь появилась в Средней Азии раньше, чем в древних государствах Малой Азии. У древних народов Малой Азии (сумероаккадцев, хеттов) лошадь называлась "ослом с востока", или "животным с востока"; это позволяет предположить, что первоначально домашняя лошадь поступала к ним из стран, расположенных к востоку, т. е. из Средней Азии^*.

^* (См. проф. В. О. Витт, Лошадь древнего востока, Сборник "Конские породы Средней Азии", 1937.)

Характерно также, что народы, жившие в Малой Азии, не использовали лошадь в качестве мясного животного, поэтому мы не находим ее там и среди жертвенных животных. По-видимому, лошадь была освоена этими народами как средство транспорта.

В древних государствах Месопотамии лошадь появилась, как полагают, к концу третьего - началу второго тысячелетия до нашей эры.

Раскопки более раннего периода (раскопки королевского погребения города Ур, относящегося к 3300 г. до нашей эры) не обнаружили здесь остатков лошадей, хотя были обнаружены остатки других видов домашних животных и рабочих быков. Первые изображения лошадей (штандарт города Ур, рельефы Сузианы), появляющиеся в странах Двуречья в несколько более поздний период (3000 лет до нашей эры), весьма условны и свидетельствуют о еще слабом знакомстве с лошадью. Лошади на этих изображениях напоминают больших кошек.

В период Хаммураби (2000 лет до нашей эры) лошадь все еще была большой редкостью в странах Двуречья. Еще позднее появилась лошадь в Египте (конец второго тысячелетия до нашей эры), Палестине (первое тысячелетие до нашей эры), в Аравии (I век до нашей эры).

Рис. 85. Изображение древнехорезмийского царя на монете (I век до нашей эры)

Рис. 86. Скифский всадник и бегущая собака. Изображение на серебряном сосуде, найденном в кургане Солоха (греко-скифское искусство)

Не исключена возможность, что из среднеазиатского очага одомашнивания лошади вместе с домашними лошадьми экспортировались в смежные страны Малой Азии также и навыки приручения лошадей и их разведения, которые были использованы впоследствии древними народами стран Двуречья. Сцены приручения диких лошадей доводят до нас некоторые памятники древней культуры, в частности ассирийское изображение ловли несомненно диких лошадей, найденное в Куюнджике и относящееся к 668 г. до нашей эры^*.

^* (См. Е. А. Богданов, Происхождение домашних животных, 1937, стр. 265.)

О большой древности коневодства Средней Азии свидетельствует высокое качество выращивавшихся там лошадей, породы которых задолго до нашей эры славились в древних государствах, имевших сношения со среднеазиатскими государствами, и служили предметом покупки, обмена и даже объектом военных походов (даванские аргамаки, нисейские лошади, лошади древнего Хорезма, парфянские лошади, древнеперсидские и др.). От этих древних пород произошли современные породы лошадей пустынь: ахал-текинская, иомудская, арабская, варварийская и др.

В сухих континентальных степях юго-востока Европы и Азии получили распространение другие формы диких лошадей - степного типа, одним из представителей которых был южнорусский тарпан. Некоторые из этих форм лошадей послужили материалом для одомашнивания.

Данные раскопок, а также сообщения древних историков указывают на то, что лошадь как домашнее животное уже в глубокой древности играла большую роль в жизни народов, населявших степную территорию нашей страны (южнорусские, южно-сибирские и забайкальские степи).

По мнению ряда ученых, в южнорусских и западносибирских степях еще в 3-4-м тысячелетиях до нашей эры у племен, находившихся на средней ступени варварства, существовала древняя скотоводческая культура, характерная приручением животных и переходом части населения к кочевому и пастушескому образу жизни.

Работами советских ученых установлено, что на территории современной Украины и смежных с ней районов к северу и югу существовала весьма древняя культура - трипольская, возникновение которой относят к раннему периоду бронзового века, к началу четвертого тысячелетия до нашей эры. Эта культура являлась одним из центров раннего животноводства, основанного на приручении местных диких форм.

В более древние периоды трипольской культуры были приручены собака и мелкие животные (овца, коза, свинья), затем появился крупный рогатый скот двух "пород" (крупный и более мелкий).

Существование домашней лошади в Триполье долгое время подвергали сомнению в связи с малым количеством найденных там костей этого животного, однако впоследствии работами Б. Л. Богаевского было с несомненностью установлено, что домашние лошади на поздних стадиях трипольской культуры существовали. Это было признано и другими исследователями^*.

^* (См. В. Громова, Об ископаемых остатках козы и других домашних животных в СССР, 1940.)

По заключению Б. Л. Богаевского, одомашнивание лошади в Триполье началось с раннего этапа так называемого позднего Триполья, датируемого периодом 2400-2100 гг. до нашей эры. Освоение лошади происходило в наиболее мощных родовых общинах и было связано с процессом зарождения и развития в недрах господствовавшего еще, но уже слабевшего материнского рода раннего отцовского рода. Развитие животноводства с отгоном стад на пастбище и приручение лошади способствовали увеличению в родовом укладе роли мужчины, становившегося фактическим распорядителем, а затем и владельцем скота, а следовательно, и основного источника материальных благ^*.

^* (См. Б. Л. Богаевский, Орудия производства и домашние животные Триполья, ОГИЗ, 1937 и Т. С. Пассек, Первые земледельцы. Сборник "По следам древних культур", 1951, стр. 65.)

Сопоставляя изображения лошадей Триполья с более ранними изображениями лошади из европейских стоянок человека позднего палеолита Б. Л. Богаевский приходит к выводу, что "Лошадь Триполья является, вероятно, одним из потомков позднепалеолитической лошади", т. е. происходит от местной европейской дикой формы.

Остатки домашней лошади обнаружены также в погребениях так называемой катакомбной культуры, охватывавшей обширную территорию к северу от Кавказа (замыкаемую линией Одесса - Дербент - Астрахань - Орел) и относящейся к среднему периоду бронзового века (3000-2000 гг. до нашей эры).

Раскопки поселений и могил более позднего времени - срубной культуры, распространенной в период от 1500 до 800 г. до нашей эры на большой территории (от Азовского моря до современного Мурома и от Киева до Оренбурга) с центром в среднем течении реки Дона, указывают на высокое развитие скотоводства и наличие домашней лошади^*.

^* (См. В. Громова, Об ископаемых остатках козы и других домашних животных в СССР, 1940.)

Таким образом, данные раскопок указывают на то, что домашняя лошадь была известна народам, населявшим южнорусские степи, еще в третьем тысячелетии до нашей эры, т. е., по-видимому, раньше, чем в Греции, Малой Азии и Европе, имевших оживленные сношения со Средней Азией. Это обстоятельство свидетельствует о самостоятельном (автохтонном) возникновении коневодства в южнорусских степях и существовании здесь в прошлом первичного очага одомашнивания лошади. Характерно, что в последующие периоды (в первом тысячелетии до нашей эры) южнорусские степи становятся областью высокоразвитого коневодства.

Рис. 87. Изображение всадников древнего Хорезма (VI-VIII века нашей эры) на Аниковском блюде

Рис. 88. Сцены ловли лошадей скифами, изображенные на вазе из Чертомлыцкого кургана

У скифов, живших в этих степях в VII-III веках до нашей эры (особенно у восточных скифов, которые вели кочевой образ жизни), коневодство было важнейшей отраслью хозяйства, снабжавшей население верховой лошадью (являвшейся основным средством передвижениями орудием войны), конским мясом, молоком и кожами.

Древние историки (Гезиод, Иппократ, Страбон и особенно Геродот, живший в V веке до нашей эры) сообщают о большой численности лошадей у скифов и высоком уровне коневодческих навыков населения. Многочисленные памятники скифской культуры, найденные в древних погребениях, доводят до нас сцены укрощения лошадей, использования их под всадником и в колесницах и эпизоды конной охоты. Сцены конной охоты за зайцами (изображенные на бляшках Александропольского кургана), охоты на диких коз и антилоп (на рукоятке меча из Чертомлыцкого кургана) позволяют сделать вывод о ловкости всадников и большой подвижности и резвости скифских лошадей, на которых охотник мог успешно преследовать таких быстрых животных, как заяц, антилопа и др.

О сравнительно высоком уровне развития коневодства у скифов говорят также находки орудий коновальства в кургане б. Переяславского уезда, Полтавской губернии^*.

^* (См. Лапо-Данилевский, Скифские древности, 1887, стр. 387.)

Какое большое значение имела лошадь в жизни скифов, мы видим и по погребальным обрядам, сопровождавшимся захоронением вместе с хозяином принадлежавших ему лошадей. Характерно, что только в самых бедных погребениях скифов не находится костяка лошадей.

Лошадь у скифов служила также жертвенным животным и приносилась в жертву воинственному божеству Аресу.

Сохранились сведения и о скифской коннице, отличавшейся большой подвижностью и боеспособностью. Известно, например, что скифы со своей конницей изгнали вторгавшееся на их территорию большое войско древнеперсидского царя Дария Гистаспа (513 г. до нашей эры) и войско фракийского наместника Александра Македонского (330 г. до нашей эры).

Рис. 89. Золотая бляшка из Куль-Обского кургана с изображением скифа, метающего дротик в зайца

"Скифы - пишет С. П. Толстов, - это - легко вооруженные лучники на маленьких степных конях... Как конники они выступают лишь в виде легкой и регулярной конницы, действующей в рассыпном строю и, осыпав врага стрелами, уносящейся в степь, чтобы подготовиться к новому, столь же неожиданному налету"^*.

^* (С. П. Толстов, Древний Хорезм, изд. МГУ, 1948, стр. 216.)

В южнорусских степях наряду с домашними лошадьми долгое время продолжали водиться дикие лошади, которые служили объектом охоты и, вероятно, в ряде случаев приручались человеком.

В поучении Владимира Мономаха сообщается, как он "конь диких своима рукома связал есмь в пущах 10 и 20 живых коней, а кроме того но Роси ездя имал есмь своима рукома тоже коне диких".

Во второй трети XVIII века С. Гмелин, впервые описавший южнорусских тарпанов, указывал, что "лет двадцать тому назад (т. е. в 1748 г.) здесь по соседству Воронежа много было диких лошадей, но вследствие вреда, ими причиняемого, они отгонялись все дальше в степь". В 1768 г. у с. Чихонки (Воронежской губ.) он добыл дикого жеребца (тарпана).

Тарпаны были небольшого роста (меньше 2 аршин), с большой, широкой, но короткомордой головой, выпуклым лбом и прямым профилем носа, имели шею короткую и толстую с короткой прямостоячей гривой, туловище широкое и крутореброе, круп прямой, ноги сухие и крепкие, с высокими копытами (со слабо развитыми каштанами на передних ногах и без каштанов на задних). Они имели окраску, характерную для диких форм: мышастую с темным ремнем по спине и слабой полосатостью на передних ногах.

Тарпаны водились в южнорусских степях до 70-х годов XIX века, однако последние поколения их вследствие скрещивания с отбившимися домашними лошадьми уже не были вполне типичными. Жеребец-тарпан, добытый Шатиловым, имел много признаков домашней лошади (в том числе лежачую гриву).

Некоторые ученые (Паллас, Поляков, М. Н. Богданов) были склонны считать тарпана не дикой формой, а относили его к одичавшим домашним лошадям, мотивируя эту точку зрения известным фактом одичания домашних лошадей в американских прериях.

Профессор Анучин, последовательно проводящий в своем сочинении "К вопросу о диких лошадях и их приручении в России" (1896 г.) точку зрения о происхождении домашних пород лошадей из Азии, вообще подвергает сомнению возможность существования диких лошадей в Европе к концу неолита, полагая, что они были к этому времени почти полностью истреблены человеком. Поэтому все исторические сведения о приручении лошадей в Европе он без достаточных к тому оснований трактует как факты приручения одичавших лошадей.

Другие исследователи (Гмелин, Кеппен, Е. А. Богданов, Браунер, Антониус и др.) считали тарпана дикой лошадью самостоятельного вида (Equus coballus omelini). В качестве веского доказательства в пользу этой точки зрения они выдвигали мышастую окраску тарпана, несвойственную другим лошадям, а также плохую приручаемость тарпанов и непригодность их к работе (Кеппен).

В. Громова считает тарпана самостоятельным видом, происходящим от степных лошадей, встречавшихся в среднем и позднем плейстоцене Европы. Она указывает на некоторое отличие тарпана от других известных форм лошадей по строению костяка ног (толстые бабки) и строению зубов^*.

^* (См. В. Громова, История лошадей (рода Equus) в Старом Свете, 1949.)

Несомненное существование тарпана в южнорусских степях вплоть до XVIII века и даже позднее указывает на то, что и в более ранние периоды в Восточной Европе и в некоторых районах Западной Европы водились дикие лошади, служившие предметом охоты и в ряде случаев приручавшиеся человеком. Археологические раскопки, произведенные на Юге Сибири (Минусинский район, Алтай, Забайкалье), также указывают на весьма древнее происхождение коневодства у народов, населявших юг Сибири и север Средней Азии^*. Обилие степных и предгорных пастбищ, разнообразие ландшафта благоприятствовали развитию здесь животноводства, сперва при оседлом, а затем при кочевом хозяйственном укладе.

^* (См. Г. П. Сосновский, К истории скотоводства в Сибири. Издание Академии наук СССР, "Проблемы происхождения, эволюции и породообразования домашних животных", т. I, 1940.)

В Минусинской степной котловине наиболее ранние следы скотоводства обнаруживаются за 2000-1700 лет до нашей эры. В могильниках афанасьевского типа найдены остатки лошадей, что дает основание заключить о вероятном приручении лошади уже в эти отдаленные времена. В могильниках андроновского типа (относящихся к 2000-1500 гг. до нашей эры) на территории Минусинского края, в предгорьях Алтая и далее на запад, в степях Казахстана и юга Урала, находят остатки домашних лошадей, которых, по-видимому, использовали в пищу.

Остатки домашних лошадей с предметами упряжи и изображения лошадей, запряженных в сани и в повозку, а также под седлом с вооруженными всадниками, найдены и в курганах более позднего периода, получившего название минусинского и соответствующего по древности скифскому (VII-II века до нашей эры).

В скифском погребении в районе реки Улаган на Алтае, отнесенном к IV-III векам до нашей эры, в слое вечной мерзлоты были обнаружены застывшие трупы лошадей и многочисленные предметы конского снаряжения. Эти лошади, по определению проф. В. О. Витт, принадлежали к типу среднеазиатских. Их крупный рост, хорошее качество, а также следы тщательного ухода за ними и их снаряжение указывают на высокий уровень коневодства.

Таким образом, археологические исследования показывают, что у народов, населявших степные районы юго-востока Европы, юга Сибири и северной полосы Средней Азии, коневодство возникло самостоятельно и достигло значительного развития в глубокой древности, задолго до вступления на историческую арену монголов^*.

^* (Как известно первым объединением кочевых народов, населявших территорию Монголии и смежные с ней районы, был военный союз гуннов, сложившийся в конце III века до нашей эры; крупное объединение монголов относится к XII столетию нашей эры, а нашествие монголов на Сибирь, Среднюю Азию, Закавказье и далее - к XI I столетию)

Рис. 90. Венок с изображением сарматского царя, сидящего на лошади

В зоотехнической литературе широко распространено положение о существовании некоего "монгольского корня" в происхождении конских пород, к которому отдельные ученые относят все современные степные породы (до донской включительно), а также лесные и даже некоторые горные (например, кабардинскую) породы лошадей СССР.

Одним из основных доводов для выделения группы пород "монгольского корня" выдвигалось то, что все северные лесные и степные породы лошадей Азии и Европы ведут свое происхождение от якобы широко распространенной в прошлом лошади Пржевальского, сохранившейся до настоящего времени в Монголии.

Новейшие исследования советских ученых опровергают это положение.

Лошадь Пржевальского не была в прошлом широко распространена в Азии и Европе. Попытки некоторых ученых (Неринг и др.) отождествить с лошадью Пржевальского формы, распространенные в ледниковую эпоху в Европе (лошадей из Солютре, мелких швейцарских лошадок, лошадей тяжелого типа, известных по рисункам палеолитического человека и по раскопкам, и др.), по мнению В. Громовой, основаны на заблуждении. В. Громова в своих работах о происхождении лошади^* убедительно показывает, что лошадь Пржевальского имеет столь резкие отличия в строении черепа, зубов и конечностей от ближайших ископаемых предков, что она должна быть выделена в особый вид, который является конечным членом самостоятельной центрально-азиатской линии развития лошадей. Эволюция этого вида протекала иными, более медленными темпами по сравнению с основной линией, давшей современные породы (в связи со сравнительным постоянством климата в центральной и восточной части Азии в период плейстоцена). Вероятным предком лошади Пржевальского, по заключению В. Громовой, является весьма древняя форма азиатской лошади третичного периода, найденная в слоях верхнего плиоцена Китая (Е. sanmeniensis).

^* (См. В. Громова, История лошадей (рода Equus) в Старом Свете, 1949, стр. 149-151.)

Лошадь Пржевальского имеет, в отличие от лошадей основного вида (Е. caballus), чрезвычайно большие коренные и мелкие предкоренные зубы с толстой и малоскладчатой эмалью. Череп ее отличается большой длинномордостью, ноги имеют крайне тонкие метаподии и первые фаланги.

Характерно, что даже монгольская лошадь, распространенная в непосредственной близости к месту обитания лошади Пржевальского, не может считаться происшедшей от нее. Е. Ф. Румянцев и Б. П. Войтяцкий, детально изучившие монгольскую лошадь, категорически отвергают возможность происхождения ее от лошади Пржевальского, указывая на глубокие различия в строении этих форм, несмотря на близость ареалов их распространения. Они считают вероятным происхождение монгольской лошади от северной расы тарпана.

Доводом для отнесения большинства коренных (аборигенных) пород лошадей СССР к "монгольскому корню" многие авторы считают непосредственное происхождение этих пород от лошадей монголов или большое поглощающее влияние, которое якобы оказала монгольская лошадь на эти породы в период монгольских нашествий.

Рассматривая этот вопрос, следует прежде всего указать на независимость (автохтонность) возникновения и развития коневодства в древнейших очагах культуры - в южнорусских степях, на юге Сибири, в Средней Азии и Закавказье, а также, по-видимому, и в северной части России. Приведенные нами выше исторические справки показывают, что на юге России, в Восточной Сибири и в Средней Азии коневодство возникло задолго до появления на исторической арене монголов. Даже коневодство тюркских народов в Восточной Азии и на юге Сибири (а также в Казахстане), находившееся в непосредственной близости к монгольской территории, возникло независимо от монгольского. Помимо древних реликтов коневодства в могильниках минусинского и других домонгольских периодов, об этом говорит и такой факт, как несовпадение терминов, относящихся к коневодству, у монголов и манчжуров и у тюркских народов, населявших юг Сибири.

Что же касается утверждения о поглощающем влиянии монгольской лошади в период монголо-татарских нашествий, необходимо иметь в виду, что монгольская лошадь проникла в районы юго-востока Европы, юга Сибири и в Среднюю Азию тогда, когда в этих областях уже имелось хорошо развитое коневодство. В процессе взаимной ассимиляции местное, коренное конское поголовье имело несомненное преимущество перед монгольским как по качеству и приспособленности к местным условиям, так и по численности.

Можно утверждать, что не только лошади Средней Азии, но и лошади южнорусских степей в массе были крупнее и лучше монгольских, что объяснялось, с одной стороны, более высоким уровнем культуры народов Средней Азии и юго-востока Европы, с другой - более благоприятными климатическими условиями территории, на которой эти народы находились.

Характерно, что большинство пород, испытавших в прошлом влияние монгольской лошади (за исключением может быть горно-алтайской и некоторых групп северных лесных лошадей), по своему качеству значительно выше их.

По мере продвижения на запад монгольские орды увлекали за собой большие массы населения и лошадей покоренных ими народов. Поэтому монголо-татарские орды, достигшие Восточной Европы, имели уже весьма разноплеменный состав, в котором собственно монголы находились в меньшинстве. По сведениям Плано Карпини (XIII век), в войске хана Батыя монголы составляли всего 25%. По другим сведениям, их было еще меньше.

Наряду со смешением монголов с народами тюркского происхождения (кипчаками и др.), отмеченного многими историками, несомненно имело место смешение конского поголовья, выведенного из Монголии, с поголовьем захваченных областей, причем преимущество как по численности, так и приспособленности к местным условиям было на стороне местных конских пород, в связи с чем происходил не процесс "поглощения" монгольской лошадью местных пород, а обратный процесс - растворения ее в огромном поголовье коренных пород.

К породам, несомненно близко родственным монгольской, следует отнести только забайкальскую, горно-алтайскую и манчжурскую, возникшие в непосредственной близости с монгольской и находившиеся в длительном контакте с ней.

Известное сходство монгольской лошади с некоторыми другими степными породами (например, казахской) объясняется не столько влиянием на них монгольской лошади, сколько явлением параллелизма, т. е. возникновения сходных признаков под воздействием сходных условий степного содержания.

Некоторая общность строения и конституции, свойственная большинству пород лошадей, разводимых в условиях сухих степей с резко континентальным климатом, дает основание для выделения их в самостоятельный тип степных лошадей, в котором монгольская лошадь (домашняя форма) займет свое место наряду с другими породами.

В послеледниковый период параллельно с развитием степных разновидностей лошади в обширной полосе лесов, образовавшихся на месте отступивших ледников, по-видимому, развивались другие - лесные разновидности дикой лошади. Часть этих лошадей могла происходить от толстокостных приледниковых форм верхнего плейстоцена (Е. с. latipes, germanicus, minor, лошади северной Сибири), которые, оказавшись в условиях лесного ландшафта, изменились и измельчали. У этой группы лошадей сохранились некоторые наименее изменчивые черты сложения, свидетельствующие об их происхождении от ледниковых толстокостных лошадей: узколобость, длинномордость, большая складчатость зубов, толстый костяк. Эти черты сложения мы и обнаруживаем у древних европейских домашних лошадей, известных по средневековым изображениям, а также у современных тяжеловозов, у которых длинномордость, толстокостность и другие особенности еще более усилились в результате кормления сочными кормами и соответствующего отбора.

Другая большая Группа современных лошадей лесного типа, по-видимому, произошла от степных лошадей. Степные лошади еще в доисторический период, находясь в диком состоянии, могли очутиться на территории с лесным ландшафтом. Большая же группа их была переведена из степей в леса позднее, уже в одомашненном состоянии, при переселении некоторых народов.

Степные лошади, оказавшиеся в лесной местности, приспособляясь к сырому климату, влажной почве, сочному корму, изменялись и приобретали толстый костяк, широкие копыта, большую оброслость и прочие свойства. Однако, в отличие от первой группы лесных лошадей (происшедших от толстокостных ледниковых форм), они сохранили отдельные, наиболее консервативные черты сложения, унаследованные от степных лошадей: широколобость, короткомордость, малую складчатость зубной эмали. Эти свойства мы обнаруживаем у многих современных пород лошадей лесного типа Европы и Азии.

Существование в прошлом дикой лошади, обитавшей в лесных районах Европы и Азии, подтверждается целым рядом исторических сообщений.

Ископаемые остатки древних лесных лошадей, хотя и весьма малочисленные, все же указывают на то, что уже в среднем плейстоцене имелись лошади, обитавшие в лесной обстановке. К ним относится северная разновидность хазарской лошади (Е. с. missi), остатки которой обнаружены в сопровождающей лесной фауне (медведь, бобер, лось). К лесным лошадям, очевидно, должны быть отнесены остатки лошади из Приладожья (из неолита). Известны также остатки древней домашней лошади из стоянок периода ранней бронзы в устье реки Чусовой, возраст которой определяется около 2000 лет до нашей эры^*.

^* (См. В. Громова, Об ископаемых остатках козы и других домашних животных в СССР, 1940.)

Изображения, сделанные древним человеком, и различные исторические документы подтверждают существование в прошлом диких лесных лошадей, которые служили объектом приручения.

Профессор Е. А. Богданов писал: "Дикие лошади водились в Европе очень долгое время и, в частности, много позже того, как степь сменилась лесами и болотами; об этом мы имеем массу исторических (хотя и поверхностных) указаний"^*.

^* (Е. А. Богданов, Происхождение домашних животных, 1937, стр. 243.)

По свидетельству Варрона (римский писатель, 116 г. до нашей эры) и Страбона (греческий географ, 60 г. до нашей эры), дикие лошади водились в Испании. Страбон сообщает также о диких лошадях, обитавших в Альпах. Поимка диких лошадей является распространенной темой германских и скандинавских героических сказаний.

В средние века в Европе было еще широко распространено употребление мяса диких лошадей в пищу, о чем встречаются упоминания в церковных документах 732-1000 гг.

М. Меховский (XVI век) упоминает про диких лошадей, обитавших в Польше и Литве. Ржончинский в "Естественной истории Польши", изданной в начале XVIII века, назвал эту лошадь Equus silvestris, так как местопребывание ее было в лесах. О дикой лесной лошади, обитавшей в северо-восточной части Европы, сообщают и некоторые другие писатели XVII-XVIII веков^*. В. Громова также указывает, что имеются данные об обитании в прошлом в лесной полосе лесной разновидности тарпана, скелет которого, однако, еще не найден^**.

^* (См. Д. Н. Анучин, К вопросу о диких лошадях и об их приручении в России, 1896, стр. 40.)

^** (См. В. Громова, История лошадей (рода Equus) в Старом Свете, ч. 2, 1949, стр. 131 и 159.)

Профессор Анучин и некоторые другие авторы высказывают предположение, что все эти сообщения должны быть отнесены не к диким, а к одичавшим лошадям. Однако появление такого большого количества одичавших лошадей в густо населенной Европе следует признать маловероятным. Одичавших лошадей мы не обнаруживаем даже в малонаселенных районах Сибири, где возможности одичания (в связи с пастбищным содержанием лошадей и слабым надзором за табунами) были несравненно более реальными.

Нужно предполагать, что дикие лошади, по-видимому, водились в прошлом и в северной части Азии-Сибири. Обнаруженные Черским остатки ископаемых лошадей, обитавших в верхнем плейстоцене в районах реки Яны (Якутия), на Новосибирских островах, принадлежали лошадям, потомки которых должны были оказаться впоследствии в условиях лесотундры и тайги, образовавшейся в послеледниковый период на севере Сибири. Часть этих лошадей могла отступить на юг, в степи центральной Азии, часть осталась и приспособилась к существованию в лесу. В неблагоприятных условиях тайги и похолодавшего климата лошади измельчали и постепенно вымирали.

Возможно, что в сообщении Пейценмейера о диких лошадях, водившихся в недалеком прошлом в районе реки Колымы (Якутия) и служивших якобы объектом охоты ламутов, упоминаются последние сведения о диких лошадях северной части Сибири^*. О том, что в прошлом дикие лошади обитали в средней и северной полосе Европы, покрытой лесами, говорит, помимо исторических сообщений и данных раскопок, также факт образования в Европе своеобразной формы домашней лошади грубокостного типа, которая не встречается в степных районах и, несомненно, является формой лесного происхождения (см. рис. 91).

^* (См. М. И. Рогалевич, Коневодство Якутской АССР, 1941, стр. 46.)

Рис. 91. Изображение средневекового всадника Западной Европы на лошади северного лесного типа

Происхождение горных пород лошадей изучено недостаточно. Вероятнее всего, что первоначальное образование горных пород было связано с развитием в предгорных и горных районах кочевого пастушеского хозяйства. Находясь в горах, лошади приобретали специфические особенности строения, приспособлявшие их к существованию в своеобразных условиях горного рельефа, на большой высоте над уровнем моря. Эти особенности наиболее усилились, когда лошади стали интенсивно использоваться в качестве верховых и вьючных животных и человек научился отбирать и размножать таких, которые были более работоспособны в горных условиях.

Известно несколько районов формирования горных пород лошадей. Из них наибольшее значение имели горные области Средней Азии и область Кавказа и Закавказья. Эти области находятся в непосредственной близости, с одной стороны, к пустыням - родине древних пород, с другой - к степям, на просторах которых издавна разводились лошади степного типа.

Происхождение кавказских пород, к сожалению, еще не полностью выяснено. Такие породы, как карабахская и кабардинская, несомненно, представляют продукт весьма древней культуры и по возрасту своему, возможно, близки к древним породам Средней Азии. В государстве Урарту уже в конце второго тысячелетия до нашей эры было высоко развито коневодство^*.

^* (См. П. Б. Пиотровский, Урарту, Сборник "По следам древних культур", 1951, стр. 86-89.)

Образование горных пород происходило также в районе Карпат и Пиренеев. В горах Северной Африки образовались горные разновидности варварийской и арабской лошади.

Наряду с этой группой горных пород, имеются также горные отродья, в происхождении которых сыграла большую роль лошадь северного лесного типа (горные лошади Скандинавии, горно-башкирские и др.).

Мы уже указывали выше на отсутствие прямых генетических связей между современными крупными тяжеловозными лошадьми и крупными толстокостными ископаемыми лошадьми верхнего плейстоцена (Е. с. germanicus, E. с. minor). Еще меньше оснований считать (как это делали Антониус, Адаметц) тяжеловозных лошадей происходящими от более древних форм Е. Abeli, E. mosbachensis (нижнего плейстоцена) и имевшими при высоком росте сравнительно тонкий костяк.

Существование крупных форм лошадей (так же как и ряда других крупных животных) было связано с влажным, сырым климатом лесотундры в приледниковой полосе. С наступлением потепления в послеледниковый период эти крупные лошади в Европе и Азии постепенно изменялись и заменялись более мелкими формами, сохранившими все же толстый костяк, длинномордость и общую сырость конституции. Об этом мы можем судить по изображениям диких лошадей Европы позднего палеолита и неолита, а также по изображениям средневековых художников и скульпторов.

К историческому периоду в Европе уже не имелось крупных лошадей, о чем свидетельствуют ископаемые остатки лошадей неолита и более поздних периодов, а также описания историков. В частности, Ю. Цезарь описывает лошадей Западной Европы как некрупных и подвижных.

Укрупнение лошадей Западной Европы началось в период средневековья, с образованием нового типа тяжело вооруженной конницы. Для тяжело вооруженного всадника (весившего около 200 кг) требовалась уже более рослая и сильная лошадь. С. П. Толстов в своем труде "Древний Хорезм" (1948 г., стр. 227) указывает, что новый тип вооружения всадника и новый род тяжелой конницы проникли в Западную Европу с востока через древнюю Русь и Византию, в свою очередь заимствовавших их от древнего Хорезма.

Дальнейшее укрупнение западноевропейской лошади, в результате которого образовались тяжеловозные породы, произошло в еще более близкий к нашему времени период - в последние 300-350 лет, в связи с развитием капитализма и интенсификацией земледелия и транспорта. Эти породы выведены в условиях обильного кормления, с использованием большого количества концентрированных, грубых и сочных кормов.

В эволюции тяжеловозных пород лошадей с наибольшей наглядностью проявляется созидающая роль условий выращивания, так как ближайшие предки современных тяжеловозов не обладали такими крупными размерами, которые характерны для этих лошадей теперь.