Кони жили в книжках и в моих мечтах, в кинофильмах и бабушкиных рассказах. Живые кони возили мимо наших окон утильсырье и молоко. Они мало напоминали тех, из книжек.
Мне четырнадцать лет. Я расту, как сорная трава на пустыре, во мне уже метр семьдесят! Я примирился с тем, что жокеем мне не быть, но с тем, что никогда не поднимусь в седло, примириться не могу. Где же они, кони? Где они в городе?
И вдруг однажды я слышу по радио: "В детской конно-спортивной школе..."
- Где она?! - кричу я. Странное дело, но даже справочное бюро не уверено, что такая школа существует. Я звоню, хожу неделю как помешанный. И вот с адресом в кулаке пробираюсь какими-то дворами, мимо каких-то гаражей и помоек... Забор! И на нем плакат: "Посторонним вход воспрещен".
Ну какой же я посторонний? Отыскиваю в заборе дырку.
Манеж мрачен и грязноват. В нем темно, своими кирпичными стенами он напоминает не то заводской цех, не то склад. Но в манеже стоят пестрые препятствия и ходят кони! Ах, какие кони! И спортсмены в алых пиджаках и белых штанах... А ближе ко мне мальчишки, пыхтя и шмякая задами о седла, ездят на учебных конягах!
Юрий Леонидович Петров - тренер конно-спортивной школы в городе Пушкине. Вот так он сидел в седле в свои шестьдесят три года. Никогда не остынет благодарная память о нем у всех тех, кто хотя бы ненадолго попадал в организованную этим замечательным человеком школу верховой езды, где занимались люди самых разных возрастов и профессий, которых роднило с тренером общее чувство - чувство горячей привязанности к лошадям
- Смена, повод! Галопом марш! - Счастливцы на конях переходят на галоп.
Уныло плетусь я через двор. Здесь пахнет навозом, деревней, кто-то звякает молотком в кузнице. Проклятые четырнадцать лет! Проклятый рост! Неужели это конец мечтам? На двери табличка: "Тренерская" и ниже: "Тренер Уланов". Из двери выходит старик с огромными усами. Он похож на сахарные щипцы: кривые длинные ноги и маленькое туловище.
- Простите, пожалуйста...
- Чем могу служить? - Он щелкает каблуками и смотрит на меня как-то сверху вниз, хотя чуть не на голову меня ниже.
Я заикаюсь (проклятый голос скачет по всем регистрам), рассказываю ему...
- Нет! Нет! - машет он рукой, на которой только два пальца. - Принять не можем. У нас по четыреста заявлений на место.
Я смотрю на его страшную беспалую руку и вдруг вспоминаю:
- Вы Уланов? Тот самый?
- ?
- В тридцать восьмом году, - заторопился я, - когда конную артиллерию переводили на механическую тягу, вы купили кобылу Ласточку. Она была чемпионкой нашего округа в конкуре...
Фазы движения лошади на разных аллюрах
- Была у меня такая лошадь. Отлично выезжена была. Хотя работал ее военный, не профессионал. Артиллерист. Он еще жаловался мне, что поступал в кавалерийское училище, но сдал экзамены лучше, чем положено, и ему предложили артиллерию. Единственный вопрос, который он задал: "А кони там будут?" Ему сказали: "Да". А вот теперь он обезлошадел... Позвольте, а вы-то, собственно, откуда все это знаете?
- Это мой родной дядя!
- Что вы говорите? - оживляется тренер. - У Ласточки есть потомство. Ему, наверное, будет небезынтересно узнать...
- Он убит, - говорю я. - Он погиб в тысяча девятьсот сорок первом году, выводя дивизию из окружения. Шесть тысяч человек вывел, а сам погиб. Я родился через три года, в день его смерти. Поэтому меня назвали его именем. Мама мне рассказывала.
Тренер вдруг ссутулился, и даже усы у него обвисли.
- Да, - говорит он, тяжело вздохнув. - У меня тоже война все забрала. - Своей страшной рукой он трет лоб. Я знаю, почему у него нет пальцев, - жеребец откусил. - И вы тоже, юноша, мечтаете о лошадях? Ну что ж, - говорит он задумчиво, - внешне вы похожи на капитана Бориса Лопухина. Видите, я имя помню. А вот каков вы в седле? Надо рискнуть...
На мне мой лучший костюм (после тренировки он станет худшим моим костюмом: конскую шерсть никакими силами не вычистить), но я снимаю пальто. Мне все равно!
- Не сейчас, не сейчас... - говорит тренер. - Послезавтра! Но, - подмигивает он, - порыв ценю.
После первой тренировки я целый день лежал пластом и бабушка прикладывала примочки к моим синякам. Но я пошел и на вторую тренировку, и на третью и постепенно втянулся. К весне нас, мальчишек, принятых осенью, осталось от сотни двое... Остальные бросили.
- Так! - сказал тренер, когда на тренировку пришли мы вдвоем. - Теперь я вижу, что для вас кони - это серьезно. Начнем заниматься всерьез! Отстегнуть стремена. Всю смену без стремян!
И опять тренировки, мучительные, бесконечные. Но я был счастлив! Я наконец-то около коней.
Передо мной открылся прекрасный и трагический мир конного спорта.