27.02.2015

Планета лошадей. Семь дней в сказке

Отгонное животноводство, сезонные перегоны скота (коров, лошадей, овец) с гор в долины зимой и в горы — летом, имеет древнейшие корни, восходящие ещё к началу существования человечества. Было распространено в Скандинавии, Великобритании, на Кавказе, в Центральной Африке, на Балканах, на Ближнем Востоке, хотя в Европе, включая Италию, эта традиция уже почти не существует. В некоторых высокогорных районах до сих пор можно найти хозяйства, практикующие этот вид деятельности, но в современном исполнении, когда свинок, овец или коров просто грузят на фуры и перевозят неизвестно куда.

Как можно было долго думать, присоединиться ли к единственному в Европе мероприятию, которое повторяет античную традицию? До этого незабываемого приключения с итальянскими ковбоями, я даже не знала, что такое словосочетание как "итальянский ковбой" имеет право на существование. Если ковбой, то сугубо американский. Оказалось, что стереотипы нужно менять.

С удивлением пришлось узнать, что существуют и итальянские ковбои, butteri. В середине XIX века самый знаменитый ковбой Баффоло Билл, которого считают олицетворением образа ковбоев, проиграл итальянским коллегам в дружественном соревновании.

Потомок этих ковбоев, Манлио Фани, фигура известная у заводчиков и вообще в итальянском коневодческом мире. Он вывел новую породу лошадей, которую несколько лет назад после долгих бюрократических и научных баталий признали как таковую. Это конь из Мареммы региона Лацио (Маремма — полоса вдоль берега регионов Тосканы и Лацио), хотя до этого момента существовал только вид лошади тосканской марремы, Манлио настоял на их разделении в виду особенностей местного типа. По его словам, это конь римских легионеров и тот самый конь, на котором сидит Марк Аврелий на площади Капитолийского холма.

Выведенные кони живут на ранчо в старом порту на Тибре близ Рима, разводятся, объезжаются и продаются. Хороший конь с татуировкой от Манлио Фани доходит до 25 тысяч евро. И не только каждую лошадиную семью и линию, даже каждого коня и жеребёнка Манлио знает "в лицо", хотя мне они все показались одинаковыми. Кто видит его с лошадьми, утверждает, что он говорит со своими подопечными на их языке: цокает языком, шелестит, ржёт, подсвистывает. По совместительству Манлио — частый участник всех фестивалей, праздников и соревнований, где демонстрирует со своей командой молодых ковбоев настоящие чудеса в объезде коней и трюках с ними.

Но постепенно на ранчо начали собираться люди, которых не увидишь в городе. Люди, словно сошедшие с экранов кино или иллюстраций книг: ковбои с мозолистыми руками, одетые в классические кожаные штаны и жилетки, в плащи и широкополые шляпы от дождя, в шкуры коров и прочую атрибутику, в которой мы привыкли видеть героев фильмов Серджио Леоне и Клинта Иствуда. Только это было по-настоящему.

Люди, умеющие перекинуться шуткой, но чётко знающие что перегон — дело серьёзное, в котором не место новичкам, вроде меня. Я ещё долго ловила на себе их недоверчивые взгляды.

Да, это было не соревнование и не туристическое шоу. Почти 200 лошадиных душ, весь копытный капитал, нужно было перегнать с ранчо в долины Тибра и на вершину Апеннин. Сносно сидя в селе, я думала, что это станет увлекательной прогулкой в горы. Уже конец первого дня показал, что дела обстоят иначе. Команде ковбоев, путь даже самых подготовленных и профессиональных, нужно было управлять неуправляемым.

Лошадь — само олицетворение силы, не случайно ими измеряется даже мощность автомобиля. А тут табун почти 200 штук диких лошадей, не знавших уздечки и седла, при котором жеребята, что делает его ещё отчаяннее. Это далеко не те лошадки, что мирно пасутся на заливных лугах, а неуправляемая сила, которую нужно было направить в нужно русло.

Оказалось, что табун живёт по своим законам: у лошадей матриархат, и главной табун выбирает самую смелую и сильную лошадь. Именно на неё привязывается колокольчик и накидывается верёвочная уздечка, и кто-то из ковбоев скачет, держа на привязи лошадиную крёстную мать, а весь табун следует за ней, признав её силу и превосходство.

Вообще очень интересно было наблюдать за табуном и отношениями внутри большой лошадиной семьи. Она казалась отражением человеческого общества: различные характеры, свои симпатии и антипатии. Были лошади-подружки, постоянно пасущиеся рядом друг с другом, лошади явно симпатизирующие друг другу и трущиеся шеями и даже обмахивающие хвостами, лошадки-недруги, покусывающие друг друга и отбрыкивающие копытами, были лошади спокойные, нервные, заботливые, подозрительные, хитрые, вредные, меланхоличные и весёлые.

Стандартный путь был такой: табун взят в кольцо, где впереди главная лошадь с ведущим ковбоем, сзади несколько замыкающих. По бокам — естественные границы дорог. Но современная жизнь диктует свои правила. Сколько осталось этих проселочных дорог? Всё больше асфальтированные трассы, городки, или наоборот: горные перевалы, ущелья, крутые подъёмы. В особо узких местах лошадям приходилось идти цугом. Просто сердце замирало, видя как их копыта проходили в нескольких сантиметрах от бесконечного обрыва. Особенно, когда эти копыта лошади, на которой ты сам.

Первое время я пыталась управлять лошадью, тянуть за поводья и отворачивать от опасного обрыва. "Доверяй лошади, у неё природные тысячелетние инстинкты", — говорил мне Манлио всю дорогу. Действительно, лошадь шла сама хвост в хвост за товарками по табуну, словно каждый день ходила этой дорогой.

Переход осложнялся жеребятами, которые родились за 2-3 дня или за неделю до этого события. Тощие, дрожащие и еле стоящие на ногах, они постоянно нуждались в отдыхе, хотели полежать и были просто не способны на миграцию наравне со взрослыми здоровыми лошадьми. Хотя жеребятам нужны были мамы, их погрузили на небольшой трейлер, который сопровождал перегон. На каждой остановке кобылы обступали трейлер, призывно и беспокойно ржали, а из маленьких окошечек к ним тянули свои узкие морды их дети.

На очередной остановке одна из кобыл не выдержала и принялась яростно пинать копытами трейлер. А жеребёнок на этот призыв каким-то невероятным образом протиснулся через окно размером меньше его самого и вывалился из трейлера, разбивая зубы об землю и стремясь к матери. При видя этого зрелища слезы навернулись на глаза даже самых бывалых ковбоев.

Перегон заканчивался ближе к вечеру. Иногда разбивались палатки на выделенных муниципалитетах стоянках, от стадионов до городских парков. Иногда ночевали в пансионах. На протяжении пути города уже были готовы к встрече с табуном и кое-где даже устраивались народные гуляния и праздники. Гуляли всем городом, садились за длинные столы, на которых не переводилось мясо с пивом или вином. Часто такие посиделки заканчивались танцами.

Со временем я даже привыкла к странным одеяниям окружавших меня людей: шляпы, плащи, наколенники, перья, шкуры... Запомнился вечно пьяненький Джованни — ковбой, настоящего имени которого я так и не узнала. Он пил постоянно, как при этом он держался в седле, мне непонятно до сих пор. Со своей лошадью у Джованни был особый контакт любви и доверия, настолько, что он мог лечь на землю и поставить копыто лошади себе на лицо. Копыто деликатно стояло в 3 сантиметрах от глаз, словно лошадь понимала, что хозяин полностью у неё в руках.

А Манлио был дирижёром в этом спектакле дикой природы. Небольшого роста, коренастый и в любое время года одетый в штаны и лёгкую майку без рукавов, он, казалось, весь состоял из жил и мышц, и не верилось, что человеку, останавливающему коней на скаку, более 70 лет.

Он вёз жеребят в трейлере и не имел возможности быть одновременно в седле, доверив другим нежный, пищащий и дрожащий груз. Но было видно, что его сердце и мысли полностью там, в горах. Эхо переносило его голос на сотни метров, пока он руководил всем процессом, стоя у подножия гор, направляя табун и десятки ковбоев то вправо, то влево. И все ковбои слушались его беспрекословно.

Под стать Манлио была его подруга, лет на 30 моложе, словно сошедшая со станиц журнала "Миссис Олимпия", которая тоже жила табуном, лошадьми, собаками, коровами. Она могла останавливать лошадей на скаку, но не образно, а буквально. Так же, судя по всему, она умела подковать коня и принимать роды у кобыл. Было ощущение, что все окружающие люди словно живут в другом мире. Их разговоры крутились исключительно вокруг ветеринаров, жеребят, направления ветра в этот день, приплода в этот год, выставок лошадей, цены на сёдла, законах для заводчиков и прочих вещах, которые не имели ничего общего с теми, что обычно обсуждают в "цивилизации".

Всего 7 дней перевернули мой мир и мои понятия "человек" и "природа". Я словно стала частью этой лошадиной семьи и стала тоже различать некоторых "в лицо", уже не боялась подходить к ним сзади и кормила с рук без боязни быть укушенной. Потеплели ветер и лица, разгладились насупленные брови и морщины. Пусть я не научилась заарканивать лошадей и тем более останавливать их на скаку, но из этой поездки я вывезла нечто большее: мы все безумно и отчаянно теряем наши корни. Экранами компьютеров и смартфонов от нас заслонена настоящая жизнь в единении с природой, которая не меняется веками.

Настоящая здоровая, размеренная, естественная жизнь, которой нужно немного, но которая так много даёт. Было странно, непривычно и неуютно возвращаться в большой город, в цивилизацию, где будут только люди, Рим, мегаполис, наполненный ресторанами, отелями и туристами. И останется чувство, что несколько дней я прожила в сказке, в которую теперь очень хочется вернуться.

Елизавета Шурыгина

Источники:

1. superstyle.ru