Когда победоносные русские войска, разгромив Наполеона, вступили в Париж, то событие это, решительно изменившее судьбы Европы, оставило некоторый след и в истории зоологии. В том году английский полковник Гамильтон Смит познакомился в Париже с союзниками своими, казачьими офицерами, и они рассказали ему, что в Монголии, близко от границ России, живут в пустынях дикие лошади.
Рассказ этот поразил Смита. Дело в том, что в науке в то время прочно пустила корни весьма пессимистическая, но, к счастью, ложная теория, будто диких предков лошадей не осталось уже на планете. Они все давно вымерли.
Смит, когда вернулся в Англию, опубликовал все, что услышал от казаков. Дикие лошади, или, по-татарски, тарпаны, писал он, держатся большими табунами. В табуне много косяков. Каждый косяк водит и стережет старый жеребец. Самые чистокровные тарпаны живут ближе к границам Китая. Они предпочитают простор степей и пасутся, выстроившись гуськом головой против ветра. Жеребец-предводитель ревниво опекает свой косяк, бегает вокруг: высматривает врагов и гонит прочь молодых жеребцов. Те держатся в стороне, пока не повзрослеют и не обзаведутся собственным стадом.
Итак, Смит со слов своих русских корреспондентов, составил довольно точное описание диких лошадей. Но натуралисты, кажется, не придали серьезного значения его словам. Все настоящие дикие лошади давно вымерли - таков был вынесенный ими приговор. Более полувека оставался он в силе. До 1877 года.
В том году Николай Михайлович Пржевальский вернулся из Джунгарии и привез шкуру дикой лошади.
Он и раньше, во время первого своего путешествия в Монголию, в 1870-1873 годах, много слышал о диких лошадях, "которых монголы называют "дзерлик-аду" (дикий табун)... По словам рассказчиков, эти лошади... чрезвычайно осторожны, так что, будучи испуганы человеком, бегут без оглядки несколько дней и возвращаются на прежнее место лишь через год или два".
Немного позднее Пржевальский в новых путешествиях в Центральную Азию прошел через пустыни Джунгарии, и там он увидел своими глазами неуловимых дзерлик-аду.
"Мне лично,- пишет он,- удалось встретить только два стада диких лошадей. К одному из них можно было подкрасться на меткий выстрел, но звери почуяли по ветру, по крайней мере за версту, моего товарища и пустились на уход. Жеребец бежал впереди, оттопырив хвост и выгнув шею, вообще с посадкою совершенно лошадиною; за ним следовали семь, вероятпо, самок. По временам звери останавливались, толпились, смотрели в мою сторону и иногда лягались друг с другом; затем опять бежали рысью и наконец скрылись в пустыне".
Пржевальскому так и не удалось приблизиться "на меткий выстрел" ни к одной дикой лошади, но череп ее и шкуру он все-таки добыл. Их подарил ему А. К. Тиханов, начальник Зейсанского поста (близкого к русско-китайской границе поселка, в котором Пржевальский закончил свое второе центрально-азиатское путешествие). А к Тиханову шкура попала от киргизов-охотников, промышлявших в центральной Джунгарии.
В 1888 году Николай Михайлович Пржевальский отправился в новую экспедицию в Центральную Азию. Но случилось непоправимое: недалеко от Иссык-Куля в поселке Каракол он заболел брюшным тифом и умер. Мир потерял одного из своих величайших путешественников и открывателей. Но ученики и последователи Пржевальского продолжали дело, начатое им. Русские исследователи Козлов, Певцов, Роборовский, Клеменц, братья Грум-Гржимайло проникли в самый центр азиатского материка по путям, разведанным Пржевальским. Они привезли еще несколько шкур и черепов диких лошадей и интересные рассказы об их повадках и образе жизни.
Дикие лошади, пишет М. В. Певцов, "живут преимущественно в больших песках... покрытых... высоким саксаулом". Встречаются здесь и "плоские впадины, поросшие редким приземистым камышом и немногими солянками, которыми и питаются живущие в тех песках дикие лошади, верблюды, куланы и антилопы". Водоносные слои залегают там неглубоко, и поэтому копытные легко добывают воду. "Они выбивают ногами в наиболее углубленных местах впадин довольно большие ямы, наполняющиеся солоноватой водой, и приходят к ним на водопой. Из песков животные выходят нередко на север, в щебнедревесную пустыню, покрытую местами тощим кипцом, и там пасутся долгое время, если в этой безводной пустыне лежит кое-где снег".
'Дикая 'тетушка ' - лошать Пржевальского'
Забегают они из песков и на юг, "в обширный лиственный лес". Пищи и воды в нем вдоволь, но чересчур много комаров и гнуса. Поэтому летом дикие лошади стараются пореже наведываться в леса.
Днем они обычно держатся в глухих пустынных местах, а ночью, чутко принюхиваясь и тревожно всхрапывая, выходят на пастбища и водопои. Ходят они гуськом друг за другом по протоптанным ими же тропинкам.
Кочуют обычно небольшими стадами по пять - двадцать лошадей. Водит косяк всегда старый жеребец. Он очень смел и дик и предан своему косяку.
"Не успел я отползти шестидесяти шагов,- вспоминает Грум-Гржимайло о своей встрече с табуном диких лошадей,- как с фырканьем и храпом вылетел из кустов жеребец. Казалось, это сказочная лошадь - так хорош был дикарь! Описав крутую дугу около меня, он поднялся на дыбы, как бы; желая своим свирепым видом и храпом испугать меня. Клубы пара вышли из его ноздрей... Он снова пронесся карьером мимо меня и остановился с подветренной стороны. Тут, поднявшись на дыбы, он с силой втянул воздух и, фыркнув, как-то визгливо заржал. Табун, стоявший цугом, мордами к нам, как по команде, повернулся кругом (причем лошадь, бывшая в голове, снова перебежала вперед) и рысью помчался от озера. Жеребец, дав отбежать табуну шагов на двести, последовал за ним, то и дело описывая направо и налево дуги, становясь на дыбы и фыркая".
Заметив, что погоня приближается, жеребец бросается к табуну, "ржет, понукает отстающих, подталкивает мордой слабеющих жеребят и прикрывает тыл табуна".
Грум-Гржимайло рассказывает: "Он понукал маленького жеребенка, который не мог поспеть за всеми на своих слабых ножках. Сперва, когда жеребенок начал отставать, кобыла старалась его подбодрить тихим ржанием, но, видя, что ничто не помогает, она отделилась от табуна, не желая, по-видимому, бросить свое детище. Однако же жеребец не допустил подобного беспорядка: сильно лягнув кобылу два раза, он заставил ее догнать табун, а сам принял попечение о жеребенке. Он то подталкивал его мордой, то тащил, ухвативши за холку, то старался подбодрить, налетая и брыкаясь в воздухе".
Но преследователи все ближе, настигают маленькую уставшую лошадку и ее отважного защитника. "На жеребца нападает раздумье: то, полный ярости, он скачет к охотникам, то возвращается к отставшим от табуна лошадям". Дальше, о последних актах драмы, расскажет Клеменц, который тоже принимал участие в охоте на диких лошадей и оставил едва ли не самые яркие воспоминания об этой погоне.
"Когда же страшные звери-кони, с сидящими на них двуногими, наседают на табун, жеребец бросается на преследователей и первым попадает под нулю. Табун без вожака теряется, мечется, крутится из стороны в сторону. Охотники стреляют и ловят петлями жеребят".
...Вот жеребята, которых не перестреляли на шашлыки, пойманы, лежат на песке со связанными ногами. Теперь нужно довести их до верблюдов, а "те отстают верст за сотню от преследователей; потом надобно добраться до того места, где оставлена в запасе дойная матка. Этим дело еще не кончается. Немало хлопот приучить жеребенка к матке. Матка должна быть непременно мастью похожа на дикую лошадь: к гнедой, вороной или серой дикарь не подойдет. Немало хлопот с дикарями и при переправах через ручьи и реки - они боятся воды".
Ловля диких лошадей - нелегкое, как видно, дело. Л сохранить едва живых от страха, загнанных в скачке пленников и довести их целыми и невредимыми до места - дело еще более трудное. На Всероссийской нижегородской выставке 1896 года устроители ее хотели показать шесть диких лошадей из Джунгарии. Специально посланные за ними в пустыни Центральной Азии отряды после изнурительных трудов и лишений их поймали, но сохранить живыми не смогли. Все лошади пали в пути. Только шкуры и кости попали на выставку, а оттуда в музей.
Так пишет князь Урусов в известной двухтомной монографии о лошадях. Но наши знатоки диких лошадей, профессор А. Г. Банников, Н. В. Лобанов и В. Д. Треус, в интересной статье "Лошадь Пржевальского и ее восстановление в СССР" говорят, что впервые диких жеребят поймали в Западной Гоби охотники купца Асанова - Власов и Захаров -весной 1898 года. Охотились они для Фридриха Фальц-Фейна, основателя Аскании-Нова, о котором подробнее будет рассказано в главе о тарпанах.Итак, жеребят поймали, но "по недосмотру" напоили их не кобыльим, а овечьим молоком, и все четыре жеребенка пали.
Весной следующего года охотники купца Асанова добыли еще семь диких жеребят: шесть кобылок и одного жеребчика. Пятерых кобылок отправили в Бийск, а оттуда - в Асканию-Нова (по дороге одна маленькая лошадка умерла). Это и были первые лошади Пржевальского, доставленные в Европу.
В 1900 году Асанов снова привез в Бийск двух молодых диких лошадей, которых доставили в Царское Село. Кобылка там вскоре погибла, а жеребца Ваську через четыре года отправили в Асканию-Нова, "где к тому времени были одни только кобылы".
В самом начале нашего века все тот же Асанов, который стал, по-видимому, монополистом этого дела, привез еще несколько диких лошадей в Московский зоопарк и в Асканию-Нова.
А в 1901 году герцог Ведфорд уговорил Карла Гагенбека, известного ловца диких зверей, поймать джунгарских диких лошадей для знаменитого, основанного Ведфордом парка Веберн-Аббей, в котором жили уже многие редкостные животные (главным образом, олени и зубры), но ие было еще диких лошадей. Гагенбек после некоторых раздумий согласился.
"Мы,- рассказывает Гагенбек, - тогда еще очень мало что знали про дикую лошадь и решительно ничего - о месте ее нахождения, ее привычках и способе ловли". Жила эта сказочная лошадь где-то, можно сказать, на краю света, во всяком случае, очень далеко от Германии, в безлюдных и бесплодных песках. Нелегкое дело поручил Гагенбек одному из лучших, как он говорит, своих сотрудников - Вильгельму Григеру.
"Сначала Григер.- продолжает Гагенбек,- отправился в Асканию-Нова к Фальц-Фейну в надежде получить от него сведения о том, где именно можно искать дикую лошадь.
Ревнивый к своим сокровищам любитель зверей в Крыму отказался дать нужные сведения, и только окольными путями удалось узнать, что дикая лошадь водится в окрестностях Кобдо, у северной подошвы Ал-тайских гор".
Это был длинный путь!
И вот в один из дней января 1900 года два человека сошли с транссибирского поезда, когда остановился он на полустанке за Обью.
"Погрузив свой громоздкий багаж на сани, они направились на юг - к Бийску.
Григер купил жеребят в Вийске у Асанова. Пятнадцать жеребчиков и тринадцать кобылок: одна лошадь пала в дороге, двадцать семь привезли в Гамбург, двенадцать продали в Англию, других - во Францию, Голландию, США и в зоопарки Германии. Через год люди Гагенбека снова поехали к Асанову (на этот раз в Кобдо) и купили еще одиннадцать жеребят.
Ни Асанов, ни его охотники не знали, конечно, что спасли от вымирания род диких коней, что лошади, пойманные ими, будут, по существу, последними, которых людям удастся привезти в Европу из Монголии. От них (по не от всех, а только от трех нар) произошли те лошади Пржевальского, которые живут сейчас в зоопарках всего мира. На воле, в Центральной Азии, возможно, и не осталось уже диких лошадей.
Профессор А. Г. Банников в монографии о зверях Монголии говорит, что дикие лошади встречались только к северу от хребтов Байтаг-Богдо и Тахиин-Шарануру. Зимой 1959/60 года там жило еще два небольших табуна - в обоих было около двадцати лошадей.
А теперь... а теперь нет у нас уверенности, что дикие лошади еще живут на воле в Монголии. Если и осталось их там с десяток или два, они все обречены, пишет профессор В. Г. Гептнер, "на скорую гибель".
В конце прошлого и в начале нашего века в Европу переселили пятьдесят две чистокровные лошади Пржевальского, из них первые одиннадцать - в Асканию-Нова. Но только три (две кобылы и жеребец Васька) дожили здесь до того возраста, когда у лошадей могут родиться жеребята. Больше диких лошадей в Асканию-Нова не привозили. Но от тех, что были здесь, наши зоотехники получили 37 чистокровных потомков и больше тридцати гибридов.
Потом началась война. Немцы, оккупировав Украину, вывезли в Германию двух лошадей Пржевальского. Остальные погибли. К концу войны в нашей стране не осталось ни одной дикой лошади. Но после войны из Праги и из Германии доставили в Асканию-Нова двух чистокровных лошадей Пржевальского и одну кобылу из Монголии - Орлицу III. И к началу 1964 года в просторных загонах в украинской степи паслось уже семь диких лошадей.
Лошади Пржевальского живут и в зарубежных зоопарках: в Праге, Мюнхене, Англии, США и других странах. Ряды лошадей, носящих имя нашего знаменитого соотечественника, прибывают.